Христианский форум

Дореволюцiонный Совѣтчикъ

Не выходи изъ фэйсбука, не совершай ошибку,
Улица не Варкрафтъ: оркъ обдеретъ, какъ липку.
Въ оффлайне нельзя такъ просто взять и перелогиниться,
Только въ уборную (тамъ не забудь зачекиниться).
О, не выходи изъ фэйсбука,
смотри котовъ въ своей лентѣ,
Постъ напиши про «всё плохо»
и гляди, какъ боты коментятъ,
доказывая обратное…
А если припрется рьяная,
Молодая и пьяная - гони прочь,
Вынь изъ шкафа и надуй постоянную.
Если наскучитъ чатиться- иди погоняй въ приставку,
Съѣшь вчерашнюю пиццу, закажи новой доставку,
Узнай въ юзернейме ньюфага и тролль его понемногу
Съ аватаркой на голое тѣло и статусомъ на босу ногу.
Не выходи изъ фэйсбука.
О, пускай только Сноуденъ
Догадывается, какъ ты выглядишь,
голоденъ ты или холоденъ…
«Lost» досмотрѣнъ и «Симпсоны»,
но есть еще анимешечка…
Не выходи на улицу, на улицѣ, чай, не жжшечка!
Не будь Дуровымъ, вѣдь теорія лучше практики:
Не выходи изъ ФЭЙСБУКА, на худой конецъ –
изъ ВКОНТАКТИКА,
Слейся лицомъ съ Гаемъ Фоксомъ,
Торомъ забаррикадируйся
Отъ хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.

https://www.youtube.com/watch?v=VaJk_PsS1V4

_________________
Невозможного добивается только тот, кто не знает, что это невозможно.

ПАЦТАЛОМ!!!

"Я ПАМЯТНИК СЕБЕ..." АЛЕКСАНДР ЕРЕМЕНКО

Я добрый, красивый, хороший
и мудрый, как будто змея.
Я женщину в небо подбросил —
и женщина стала моя.

Когда я с бутылкой «Массандры»
иду через весь ресторан,
весь пьян, как воздушный десантник,
и ловок, как горный баран,

все пальцами тычут мне в спину,
и шепот вдогонку летит:
он женщину в небо подкинул —
и женщина в небе висит...

Мне в этом не стыдно признаться:
когда я вхожу, все встают
и лезут ко мне обниматься,
целуют и деньги дают.

Все сразу становятся рады
и словно немножко пьяны,
когда я читаю с эстрады
свои репортажи с войны,

и дело до драки доходит,
когда через несколько лет
меня вспоминают в народе
и спорят, как я был одет.

Решительный, выбритый, быстрый,
собравший все нервы в комок,
я мог бы работать министром,
командовать крейсером мог.

Я вам называю примеры:
я делать умею аборт,
читаю на память Гомера
и дважды сажал самолет.

В одном я виновен, но сразу
открыто о том говорю:
я в космосе не был ни разу,
и то потому, что курю...

Конечно, хотел бы я вечно
работать, учиться и жить
во славу потомков беспечных
назло всем детекторам лжи,

чтоб каждый, восстав из рутины,
сумел бы сказать, как и я:
я женщину в небо подкинул —
и женщина стала моя!

_________________
"Вскую шаташася языцы, и людие поучишася тщетным?"

Этот стих мне живо напомнил мироощущение человека, употребившего красный крымский марочный портвейн "Массандра".

_________________
"Вскую шаташася языцы, и людие поучишася тщетным?"

Хорошее стихотворение. Хотя я не помню, чтобы пробовал «Массандру».

Э-эх! Сочувствую...

_________________
"Вскую шаташася языцы, и людие поучишася тщетным?"

Тут у нас с Алексием была долгая беседа о том, что человек не принимает смерть. Нашёл об этом стихотворение, которое мне понравилось. Оно не короткое и выложено в дореформенной орфографии.

https://ru.wikisource.org/?curid=924365

Но поскольку тут довольно длинные стихотворения выкладывали, то и я воспользуюсь прецедентом. Автор — Уильям Вордсворт (1770—1850), переводчик — Иван Иванович Козлов (1779—1840).

Насъ семеро

Радушное дитя,
Легко привыкшее дышать,
Здоровьемъ, жизнію цвѣтя,
Какъ можетъ смерть понять?

Навстрѣчу дѣвочка мнѣ шла:
Лѣтъ восемь было ей;
Ея головку облегла
Струя густыхъ кудрей.

И дикъ былъ видъ ея степной,
И дикъ простой нарядъ,
И радовалъ меня красой
Малютки милый взглядъ.

„Всѣхъ сколько васъ? — ей молвилъ я,
И братьевъ и сестеръ?“
— Всего? насъ семь, — и на меня,
Дивясь, бросаетъ взоръ.

„А гдѣ жъ они“? — Насъ семь всего,
Въ отвѣтъ малютка мнѣ: —
Насъ двое жить пошло въ село,
И два на кораблѣ.

И на кладбищѣ братъ съ сестрой
Лежатъ изъ семерыхъ,
А за кладбищемъ я съ родной,
Живемъ мы подлѣ нихъ. —

„Какъ? двое жить въ село пошли,
Пустились двое плыть,
А все васъ семь! Дружокъ, скажи,
Какъ это можетъ быть?“

— Насъ семь, насъ семь, — она тотчасъ
Опять сказала мнѣ: —
Здѣсь на кладбищѣ двое насъ
Подъ ивою въ землѣ. —

„Ты бѣгаешь вокругъ нея,
Ты, видно, что жива;
Но васъ лишь пять, дитя мое,
Когда подъ ивой два“.

— На ихъ гробахъ земля въ цвѣтахъ,
И десяти шаговъ
Нѣтъ отъ дверей родной моей
До милыхъ намъ гробовъ.

Я часто здѣсь чулки вяжу,
Платокъ мой здѣсь рублю,
И подлѣ ихъ могилъ сижу.
И пѣсни имъ пою.

И если позднею порой
Свѣтло горитъ заря,
То, взявъ мой хлѣбъ и сыръ съ собой,
Здѣсь ужинаю я.

Малютка Дженни день и ночь
Томилася больна;
Но Богъ ей не забылъ помочь, —
И спряталась она.

Когда-жъ ее мы погребли,
И расцвѣла земля,
Къ ней на могилу мы пришли
Рѣзвиться, Джонъ и я.

Но только дождалась зимой
Коньковъ я и саней,
Ушелъ и Джонъ, братишка мой,
И легъ онъ рядомъ съ ней.

„Такъ сколько-жъ васъ?“ — былъ мой отвѣтъ.
— На небѣ двое, вѣрь!
Васъ только пять“. — О, баринъ, нѣтъ!
Сочти — насъ семь теперь. —

„Да нѣтъ ужъ двухъ. Они въ землѣ,
А души въ небесахъ!“
Но былъ ли прокъ въ моихъ словахъ?
Все дѣвочка твердила мнѣ:
— О нѣтъ, насъ семь, насъ семь!

Классные стихи!

_________________
Невозможного добивается только тот, кто не знает, что это невозможно.

Я могу сказать, что мне радостно, что нам доступны такие ресурсы — столько всего можно найти, прочитать, и даже себе утащить, не занимая при том места в доме. И немного грустно, что всё это появляется только сейчас. Но это всё-таки светлая какая-то грусть — я не чувствую себя несчастным оттого, что в юности у меня не было таких возможностей. Были другие зато. А сейчас вот появились и такие. Впрочем, это уже не о стихах, а другая тема.

_________________
Промолчавший может сойти за умного, потому что никто толком не знает, на какую именно тему он молчит. (Сергей Мусаниф, «О людях и бегемотах».)

Если правильно помню, в институтские годы купил книгу стихотворений русских поэтов первой половины XIX века, и в ней мне, среди других, понравилось стихотворение Фёдора Глинки (1786—1880) «Две дороги»:


Две дороги
(Куплеты, сложенные от скуки в дороге)

Тоскуя — полосою длинной,
В туманной утренней росе,
Вверяет эху сон пустынный
Осиротелое шоссе...

А там вдали мелькает струнка,
Из-за лесов струится дым:
То горделивая чугунка
С своим пожаром подвижным.

Шоссе поет про рок свой слезный:
«Что ж это сделал человек?!
Он весь поехал по железной,
А мне грозит железный век!..

Давно ль красавицей дорогой
Считалась общей я молвой? —
И вот теперь сижу убогой
И обездоленной вдовой.

Где-где по мне проходит пеший;
А там и свищет и рычит
Заклепанный в засаде леший
И без коней — обоз бежит...»

Но рок дойдет и до чугунки:
Смельчак взовьется выше гор
И на две брошенные струнки
С презреньем бросит гордый взор.

И станет человек воздушный
(Плывя в воздушной полосе)
Смеяться и чугунке душной
И каменистому шоссе.

Так помиритесь же, дороги, —
Одна судьба обеих ждёт.
А люди? — люди станут боги,
Или их громом пришибёт.

В Викитеке (https://ru.wikisource.org/?curid=104469) данные о времени создания противоречивы: то ли 1840-е, то ли 1869 г.

Прикольно. )))

_________________
Невозможного добивается только тот, кто не знает, что это невозможно.

Ага!

А вот ещё из того же времени, но несколько раньше. Насколько я понял, здесь есть предвидение виртуальной реальности, которая ещё не наступила, и контроля погоды, который, похоже, не наступит — для урожаев у нас есть мелиорация, селекция и агротехника. Да и с хищниками в трёх стихиях как-то не так (и про всяких комаров он забыл).

https://ru.wikisource.org/?curid=25172

Последняя смерть
Евгений Абрамович Боратынский (1800—1844)

Есть бытие; но именем каким
Его назвать? Ни сон оно, ни бденье;
Меж них оно, и в человеке им
С безумием граничит разуменье.
Он в полноте понятья своего,
А между тем как волны на него
Одни других мятежней, своенравней,
Видения бегут со всех сторон:
Как будто бы своей отчизны давней
Стихийному смятенью отдан он;
Но иногда, мечтой воспламененный,
Он видит свет, другим не откровенный.

Созданье ли болезненной мечты,
Иль дерзкого ума соображенье,
Во глубине полночной темноты
Представшее очам моим виденье?
Не ведаю; но предо мной тогда
Раскрылися грядущие года;
События вставали, развивались,
Волнуяся подобно облакам
И полными эпохами являлись
От времени до времени очам,
И наконец я видел без покрова
Последнюю судьбу всего живого.

Сначала мир явил мне дивный сад:
Везде искусств, обилия приметы;
Близ веси весь и подле града град,
Везде дворцы, театры, водометы,
Везде народ, и хитрый свой закон
Стихии все признать заставил он.
Уж он морей мятежные пучины
На островах искусственных селил,
Уж рассекал небесные равнины
По прихоти им вымышленных крил;
Всё на земле движением дышало,
Всё на земле как будто ликовало.

Исчезнули бесплодные года,
Оратаи по воле призывали
Ветра̀, дожди, жары и холода;
И верною сторицей воздавали
Посевы им, и хищный зверь исчез
Во тьме лесов и в высоте небес
И в бездне вод сраженный человеком,
И царствовал повсюду светлый мир.
Вот, мыслил я, прельщенный дивным веком,
Вот разума великолепный пир!
Врагам его и в стыд и в поученье,
Вот до чего достигло просвещенье!

Прошли века. Яснеть очам моим
Видение другое начинало:
Что человек? что вновь открыто им?
Я гордо мнил, и что же мне предстало?
Наставшую эпоху я с трудом
Постигнуть мог смутившимся умом.
Глаза мои людей не узнавали;
Привыкшие к обилью дольных благ,
На всё они спокойные взирали,
Что суеты рождало в их отцах,
Что мысли их, что страсти их, бывало,
Влечением всесильным увлекало.

Желания земные позабыв,
Чуждаяся их грубого влеченья,
Душевных снов, высоких снов призыв
Им заменил другие побужденья,
И в полное владение своё
Фантазия взяла их бытие,
И умственной природе уступила
Телесная природа между них:
Их в Эмпирей и в хаос уносила
Живая мысль на крылиях своих.
Но по земле с трудом они ступали
И браки их бесплодны пребывали.

Прошли века, и тут моим очам
Открылася ужасная картина:
Ходила смерть по суше, по водам,
Свершалася живущего судьбина.
Где люди? где? скрывалися в гробах!
Как древние столпы на рубежах
Последние семейства истлевали;
В развалинах стояли города,
По пажитям заглохнувшим блуждали
Без пастырей безумные стада;
С людьми для них исчезло пропитанье:
Мне слышалось их гладное блеянье.

И тишина глубокая вослед
Торжественно повсюду воцарилась,
И в дикую порфиру древних лет
Державная природа облачилась.
Величествен и грустен был позор
Пустынных вод, лесов, долин и гор.
По-прежнему животворя природу,
На небосклон светило дня взошло;
Но на земле ничто его восходу
Произнести привета не могло:
Один туман над ней синея вился
И жертвою чистительной дымился.

<1827>

Я помню, как это стихотворение поразило меня в молодости.

_________________
Невозможного добивается только тот, кто не знает, что это невозможно.

А мне вот оно только сейчас попалось и не то, чтобы поразило, а восхитило силой воображения. А у Глинки, кроме того, понравилось как бы спокойное размышление и удивительная лёгкость.

_________________
Промолчавший может сойти за умного, потому что никто толком не знает, на какую именно тему он молчит. (Сергей Мусаниф, «О людях и бегемотах».)

К сожалению, из тех времен для нас Пушкин со временем затмил множество блестящих поэтов просто потому, что из него сделали самого главного поэта.
Он, конечно, супер-гений, но были и другие, сформированные, как и он, под воздействием карамзинской реформы языка.

_________________
Невозможного добивается только тот, кто не знает, что это невозможно.

Но современный главный гений, на мой взгляд, Бродский!)))

Иосиф Бродский — Два часа в резервуаре

Мне скучно, бес…
А. С. Пушкин

I

Я есть антифашист и антифауст.
Их либе жизнь и обожаю хаос.
Их бин хотеть, геноссе официрен,
дем цайт цум Фауст коротко шпацирен.

II

Но подчиняясь польской пропаганде,
он в Кракове грустил о фатерланде,
мечтал о философском диаманте
и сомневался в собственном таланте.
Он поднимал платочки женщин с пола.
Он горячился по вопросам пола.
Играл в команде факультета в поло.

Он изучал картежный катехизис
и познавал картезианства сладость.
Потом полез в артезианский кладезь
эгоцентризма. Боевая хитрость,
которой отличался Клаузевиц,
была ему, должно быть, незнакома,
поскольку фатер был краснодеревец.

Цумбайшпиль, бушевала глаукома,
чума, холера унд туберкулёзен.
Он защищался шварце папиросен.
Его влекли цыгане или мавры.
Потом он был помазан в бакалавры.
Потом снискал лиценциата лавры
и пел студентам: ‘Кембрий… динозавры…’

Немецкий человек. Немецкий ум.
Тем более, когито эрго сум.
Германия, конечно, юбер аллес.
(В ушах звучит знакомый венский вальс.)
Он с Краковом простился без надрыва
и покатил на дрожках торопливо
за кафедрой и честной кружкой пива.

III

Сверкает в тучах месяц-молодчина.
Огромный фолиант. Над ним — мужчина.
Чернеет меж густых бровей морщина.
В глазах — арабских кружев чертовщина.
В руке дрожит кордовский черный грифель,
в углу — его рассматривает в профиль
арабский представитель Меф-ибн-Стофель.

Пылают свечи. Мышь скребет под шкафом.
‘Герр доктор, полночь’. ‘Яволь, шлафен, шлафен’.
Две черных пасти произносят: ‘мяу’.
Неслышно с кухни входит идиш фрау.
В руках ее шипит омлет со шпеком.
Герр доктор чертит адрес на конверте:
‘Готт штрафе Ингланд, Лондон, Франсис Бекон’.

Приходят и уходят мысли, черти.
Приходят и уходят гости, годы…
Потом не вспомнить платья, слов, погоды.
Так проходили годы шито-крыто.
Он знал арабский, но не знал санскрита.
И с опозданьем, гей, была открыта
им айне кляйне фройляйн Маргарита.

Тогда он написал в Каир депешу,
в которой отказал он черту душу.
Приехал Меф, и он переоделся.
Он в зеркало взглянул и убедился,
что навсегда теперь переродился.
Он взял букет и в будуар девицы
отправился. Унд вени, види, вици.

IV

Их либе ясность. Я. Их либе точность.
Их бин просить не видеть здесь порочность.
Ви намекайт, что он любил цветочниц.
Их понимайт, что даст ист ганце срочность.
Но эта сделка махт дер гроссе минус.
Ди тойчно шпрахе, махт дер гроссе синус:
душа и сердце найн гехапт на вынос.

От человека, аллес, ждать напрасно:
‘Остановись, мгновенье, ты прекрасно’.
Меж нами дьявол бродит ежечасно
и поминутно этой фразы ждет.
Однако, человек, майн либе геррен,
настолько в сильных чувствах неуверен,
что поминутно лжет, как сивый мерин,
но, словно Гёте, маху не дает.

Унд гроссер дихтер Гёте дал описку,
чем весь сюжет подверг а ганце риску.
И Томас Манн сгубил свою подписку,
а шер Гуно смутил свою артистку.
Искусство есть искусство есть искусство…
Но лучше петь в раю, чем врать в концерте.
Ди Кунст гехапт потребность в правде чувства.

В конце концов, он мог бояться смерти.
Он точно знал, откуда взялись черти.
Он съел дер дог в Ибн-Сине и в Галене.
Он мог дас вассер осушить в колене.
И возраст мог он указать в полене.
Он знал, куда уходят звезд дороги.

Но доктор Фауст нихц не знал о Боге.

V

Есть мистика. Есть вера. Есть Господь.
Есть разница меж них. И есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть.
Неверье — слепота, а чаще — свинство.

Бог смотрит вниз. А люди смотрят вверх.
Однако, интерес у всех различен.
Бог органичен. Да. А человек?
А человек, должно быть, ограничен.

У человека есть свой потолок,
держащийся вообще не слишком твердо.
Но в сердце льстец отыщет уголок,
и жизнь уже видна не дальше черта.

Таков был доктор Фауст. Таковы
Марло и Гёте, Томас Манн и масса
певцов, интеллигентов унд, увы,
читателей в среде другого класса.

Один поток сметает их следы,
их колбы — доннерветтер! — мысли, узы…
И дай им Бог успеть спросить: ‘Куды?!’ —
и услыхать, что вслед им крикнут Музы.

А честный немец сам дер вег цурюк,
не станет ждать, когда его попросят.
Он вальтер достает из теплых брюк
и навсегда уходит в вальтер-клозет.

VI

Фройляйн, скажите: вас ист дас ‘инкубус’?
Инкубус дас ист айне кляйне глобус.
Нох гроссер дихтер Гёте задал ребус.
Унд ивиковы злые журавли,
из веймарского выпорхнув тумана,
ключ выхватили прямо из кармана.
И не спасла нас зоркость Эккермана.
И мы теперь, матрозен, на мели.

Есть истинно духовные задачи.
А мистика есть признак неудачи
в попытке с ними справиться. Иначе,
их бин, не стоит это толковать.
Цумбайшпиль, потолок — предверье крыши.
Поэмой больше, человеком — ницше.
Я вспоминаю Богоматерь в нише,
обильный фриштик, поданный в кровать.

Опять зептембер. Скука. Полнолунье.
В ногах мурлычет серая колдунья.
А под подушку положил колун я…
Сейчас бы шнапсу… это… апгемахт.
Яволь. Зептембер. Портится характер.
Буксует в поле тарахтящий трактор.
Их либе жизнь и ‘Фёлькиш Беобахтер’.
Гут нахт, майн либе геррен. Я. Гут нахт.

8 сентября 1965, Норенская
__________________________
* Краткий немецко-русский словарь к стихотворению; указаны также не немецкие слова и выражения.

a ganze — (искаж.), здесь: больша’я (срочность)
abgemacht — решено
alles — все
cher — дорогой (франц.)
cogito, ergo sum — я мыслю, значит, я существую (лат.)
das ist ganze — это целая
das Wasser — вода
dem Zeit — времени (искаж.)
der grosse — большой
der Weg zurueck — обратный путь
die Kunst — искусство
Dog — собака (англ.)
Donnerwetter — чёрт возьми (устар. проклятие)
eine kleine — маленькая
Fraeulein — девушка
Fruestueck — завтрак
gehabt — имеет
Genosse — товарищ
Gott strafe England — Боже, покарай Англию
grosser Dichter — великий поэт
gute Nacht, meine liebe Herren — спокойной ночи, господа
ich (bin) — я (есть)
ich liebe — я люблю
ja — да
jawohl — да, ладно
juedisch — еврейский
macht — делает
Matrosen — матросы
nein gehabt — не имеет (искаж.)
nichts — ничего
Ofizieren — офицеры
schlafen — спать
schwarze — черные
September — сентябрь
spazieren — прогуливаться
Sprache — язык (речь)
ueber alles — превыше всего
und — и
Vater — отец
Vaterland — отечество
veni, vidi, vici — пришёл, увидел, победил (лат.)
‘Voelkisch Beobachter’ — немецкая газета ‘Народное обозрение’
was ist das — что’ это
zum Faust — к Фаусту
zum Beispiel — например

_________________
Невозможного добивается только тот, кто не знает, что это невозможно.

Прочитал с удовольствием. Но на мой вкус иноязычных приколов многовато — и концентрация высокая, и текст длинный и серьёзный как бы. Ну, и немецкий я почти не знаю, поэтому тяжеловато догадываться. Глоссарий я заметил только потом.

Вот у Лермонтова — другое дело:
https://ru.wikisource.org/?curid=458164

<А. А. Углицкой>

Ma chère Alexandrine
Простите, же ву при,
За мой армейскій чинъ
Все, что je vous écris;

Межъ темъ, же ву засюръ,
Ich wünsche щастья вамъ,
Surtout beaucoup d'amour
Quand vous serez Мадамъ.

Лермонтовъ

_________________
Промолчавший может сойти за умного, потому что никто толком не знает, на какую именно тему он молчит. (Сергей Мусаниф, «О людях и бегемотах».)

Меня больше восхищает это бесподобное умение Бродского играть с рифмой. Мне это доставляет просто эстетическое наслаждение.

_________________
Невозможного добивается только тот, кто не знает, что это невозможно.

Немного в том числе о Бродском:
https://www.the-village.ru/village/city ... ity/381715

_________________
Промолчавший может сойти за умного, потому что никто толком не знает, на какую именно тему он молчит. (Сергей Мусаниф, «О людях и бегемотах».)

Да, я уже в курсе этой истории.

_________________
Невозможного добивается только тот, кто не знает, что это невозможно.